Becoming. Моя история  - Мишель Обама

Практически любую формальную встречу окружает неловкость, которую, по моему опыту, нужно научиться преодолевать. Я сидела с королевой, и мне пришлось буквально выбраться из собственной головы – перестать анализировать великолепие обстановки и сбросить оцепенение, охватившее меня в ту же секунду, как я лицом к лицу столкнулась с самой настоящей легендой. Я видела лицо ее величества прежде десятки раз – в книгах по истории, по телевидению и на монетах, – но здесь она присутствовала во плоти, пристально на меня смотрела и задавала вопросы. Она держалась с искренней добротой, и я старалась отвечать ей тем же. Королева была живым символом и хорошо справлялась с этой ролью, но при этом оставалась таким же человеком, как и все мы. Она мне сразу понравилась.

Позже в тот день мы с Бараком кружились на дворцовом приеме и ели канапе вместе с другими лидерами G20 и их супругами. Я разговаривала с Ангелой Меркель и Николя Саркози. Встречалась с королем Саудовской Аравии, президентом Аргентины, премьер-министрами Японии и Эфиопии. Я изо всех сил пыталась запомнить, кто из какой страны и кто чей супруг, старалась поменьше открывать рот, чтобы не наговорить лишнего. В целом это было достойное, дружеское мероприятие и напоминание о том, что даже главы государств способны поговорить о детях и пошутить о британской погоде.

Ближе к концу вечеринки я повернула голову и обнаружила, что королева Елизавета вынырнула рядом со мной и мы внезапно остались вдвоем в переполненной комнате. На ней была пара белоснежных перчаток, и она выглядела такой же свежей, как и несколько часов назад, когда мы впервые встретились. Королева улыбнулась мне.

– Вы такая высокая, – заметила она, склонив голову набок.

– Ну, – сказала я, рассмеявшись, – эти туфли добавляют мне пару дюймов. Но да, я и правда высокая.

Королева взглянула на мои черные туфли от Джимми Чу и покачала головой.

– Эта обувь – сплошное недоразумение, не так ли? – сказала она, с некоторым разочарованием указав на собственные черные туфли.

Я призналась королеве, что у меня болят ноги. Она сказала, что у нее тоже. Мы переглянулись с одинаковым выражением лица. Что-то вроде: «Когда же все это топтание на месте с мировыми лидерами наконец закончится?» И после этого она разразилась совершенно очаровательным смехом.

В тот момент мне вдруг стало совершенно неважно, что она иногда носила бриллиантовую корону, а я прилетела в Лондон на президентском самолете; мы были просто двумя усталыми женщинами, страдающими от неудобных туфель. Затем я сделала то, что инстинктивно делаю каждый раз, когда чувствую связь с новым человеком: открыто выразила свои чувства. Я ласково положила руку королеве на плечо.

В тот момент я не думала, что, по мнению общественности, совершаю грандиозную ошибку. Я прикоснулась к королеве Англии, а это, как я вскоре узнаю, абсолютно запрещено. Наше общение на приеме засняли на камеру, и в ближайшие дни по СМИ во всем мире разлетелось: «Брешь в протоколе!» «Мишель Обама осмелилась обнять королеву!»

Это возродило старые слухи эпохи предвыборной кампании о том, что я – неотесанная деревенщина и совершенно не владею стандартной элегантностью первой леди. Но хуже всего то, что своим поступком я отвлекла внимание от дипломатических усилий Барака за границей. Я старалась не реагировать на критику. Если я и нарушила правила в Букингемском дворце, то по крайней мере поступила по-человечески. Осмелюсь сказать, королева не возражала, потому что, когда я дотронулась до нее, она придвинулась ближе, легко коснувшись моей спины рукой в перчатке.

На следующий день Барак отправился на обсуждение экономической ситуации, а я – в школу для девочек. Это финансируемая правительством средняя школа в пригороде Ислингтона, недалеко от нескольких кварталов муниципальной застройки, которые в Англии называют «государственным жильем». Более 90 процентов из девятисот учениц школы были чернокожими или из этнического меньшинства; пятая часть – дочери иммигрантов или политических беженцев. Я хотела туда попасть, потому что это этнически разнообразная школа с ограниченными финансовыми ресурсами и выдающимися академическими успехами. Но мне требовалась уверенность в том, что, когда я посещаю новое место в качестве первой леди, я действительно его посещаю – а значит, могу встретиться с учащимися или живущими там, а не только с теми, кто ими управляет. За границей у меня были возможности, которых не было у Барака. Я могла избежать встреч и заседаний с лидерами стран и найти новые способы привнести немного теплоты в формальные визиты и стремилась делать это в каждой зарубежной поездке, начиная с Англии.

Тем не менее я оказалась совершенно не готова к тому, что почувствовала, попав в школу Элизабет Гаррет Андерсон. Меня провели в аудиторию, где около двухсот студенток собралось посмотреть, как выступают их сверстницы, а затем послушать, что я скажу. Школа названа в честь врача-новатора, ставшей первой женщиной-мэром в Англии. Само здание непримечательное – квадратный кирпичный дом на невзрачной улочке. Но когда я устроилась на складном стуле, чтобы посмотреть сцену из шекспировской пьесы, современный танец и прекрасное хоровое исполнение песни Уитни Хьюстон, – что-то внутри дрогнуло. Я провалилась в свое прошлое.

Достаточно было оглянуться на лица присутствующих в зале, чтобы понять: несмотря на все их достоинства, девочкам придется приложить немало усилий, чтобы их заметили.

Там сидели девочки в хиджабах, девочки, для которых английский был вторым языком, девочки с кожей всех оттенков коричневого. Я знала, им предстоит пробиваться через навязанные стереотипы и все возможные определения, прежде чем появится хоть малейший шанс на самоопределение. Им придется побороть свою невидимость – атрибут бедной цветной женщины. Им нужно много трудиться, чтобы обрести свой голос, чтобы их не подавили и не сбили с ног. Они будут биться даже за возможность просто учиться.

Но их лица дышали надеждой, и мое теперь тоже. Тихое откровение: они были мной прежней. А я – ими, какими они могут стать. Энергия, которую я ощущала там, могла обогнуть все препятствия. Это сила воли девятисот девочек.

Когда представление закончилось, я вышла к кафедре, едва сдерживая эмоции. Бросила взгляд на свои заметки, но поняла, что потеряла к ним интерес – поэтому просто посмотрела на девочек и начала говорить. Пусть я и приехала издалека, сказала я, пусть и ношу странный титул первой леди Соединенных Штатов, я больше похожа на них, чем они думали. Я тоже из рабочего района, меня воспитывали в любящей семье со скромным доходом, и я рано осознала, что школа – это место, в котором я могу найти себя, а образование – то, ради чего стоит работать, то, что поможет мне двигаться вперед.

Я была первой леди чуть больше двух месяцев. Я чувствовала себя подавленной темпом происходящего, недостойной всего этого гламура, переживающей из-за детей, неуверенной в своей цели. Некоторые части публичной жизни заставили меня отказаться от своей личности, чтобы стать ходячим и говорящим символом нации.

Но, разговаривая с девочками, я ясно почувствовала нечто совершенно другое – как мое старое «я» входит в новую роль.